Хрустальный грот - Страница 16

— Конечно.

— А на греческом?

— Немного.

— Тогда пойдем со мной.

Галапас поднялся и вошел в пещеру. Я последовал за ним. Он снова зажег свечу, потушенную прежде, и при ее свете поднял крышку сундука. Внутри я увидел книжные свитки — больше, чем я видел за всю мою жизнь. Выбрав один из них, он осторожно опустил крышку и раскатал свиток.

— Вот.

Я с восхищением разглядел тонкий, но четкий рисунок мышиного скелета. Рядом аккуратным, но неразборчивым греческим письмом были даны пояснения, которые я тут же, забыв о присутствии Галапаса, начал медленно читать вслух.

Выждав минуту-две, Галапас положил мне на плечо руку.

— Вынеси ее из пещеры, — он вытащил гвозди, пришпиливавшие одну из засушенных летучих мышей к крышке, и бережно положил мышь на ладонь. — Затуши свечу. Сейчас разглядим ее вместе.

Вот так, без лишних вопросов и торжественных церемоний, начался мой первый урок у Галапаса.

Лишь на заходе солнца, когда по склонам долины поползли длинные тени, я вспомнил, что меня ждет другая жизнь и долгий обратный путь.

— Мне пора идти! Деметриус ничего не скажет, но, если я опоздаю на ужин, меня обязательно начнут расспрашивать, где я был.

— И ты, конечно, ничего им не скажешь?

— Разумеется, иначе мне запретят ездить сюда.

Галапас промолчал и улыбнулся. Наверное, я и не заметил тогда, что мы поняли друг друга без лишних слов. Он не спросил меня, как и почему я очутился у него в пещере. Будучи ребенком, я воспринял это как должное, хотя вежливости ради уточнил:

— Мне можно будет приехать снова, правда?

— Конечно.

— Я... мне... Сейчас трудно сказать, когда я приеду. Не знаю, когда сбегу, то есть освобожусь в очередной раз.

— Ничего. Когда ты приедешь, мне станет об этом известно, и я приду.

— А как ты узнаешь?

— Точно так же, как и сегодня. — Ловкими движениями длинных пальцев он свернул книжный свиток.

— О да, я и забыл. Я войду в пещеру, и из нее вылетят мыши?

— Именно так, если тебе угодно.

Я радостно рассмеялся.

— Я еще никогда не видел такого человека, как ты. Подавать дымовые сигналы, используя мышей! Если кому-нибудь рассказать, никто не поверит, даже Сердик!

— Но ты ведь не скажешь даже Сердику?

Я кивнул.

— Нет. Никому-никому. А теперь я должен идти. До свидания, Галапас.

— До свидания.

Последовавшие за этой встречей дни и месяцы наполнились новым содержанием. Каждый раз, когда у меня получалось, иногда дважды в неделю, я приезжал из долины в пещеру. Похоже, он всегда знал о том, когда меня ждать, и каждый раз встречал с разложенными книгами. Если же Галапас отсутствовал, я, как мы договорились, выгонял из пещеры летучих мышей, взмывавших в небо столбом дыма. С течением времени мыши привыкли ко мне, и иногда приходилось метко запускать под свод пещеры два-три камня. Но потом, когда люди во дворце привыкли к моим отлучкам и перестали меня расспрашивать, я получил возможность точно договариваться с Галапасом о нашей следующей встрече.

После того, как в конце мая у Олуэн появился ребенок, Моравик начала уделять мне гораздо меньше внимания. Когда же у Камлака в сентябре родился сын, она окончательно перешла к королевским детям в качестве главной воспитательницы, неожиданно бросив меня, подобно птице, оставившей гнездо. Мы все меньше и меньше виделись с матерью, которой нравилось проводить время со своими женщинами. Я был покинут на Деметриуса и Сердика. У Деметриуса все чаще находились аргументы в пользу выходных дней, а Сердик был мне другом. Каждый раз, не задавая вопросов, лишь мигнув иной раз или отпустив сальную шутку, он расседлывал и мыл грязную, потную лошадь. Комната теперь принадлежала только мне, не считая волкодава. Он по привычке приходил ко мне ночевать. Но был ли он моим телохранителем, я затрудняюсь ответить. Подозреваю, что нет. К тому же я в общем-то находился в безопасности. В стране установился мир, если не считать вечно живых слухов о вторжении из Малой Британии. Камлак отлично ладил с отцом. Если посмотреть со стороны, то я, по всей видимости, очень быстро продвигался к путам священнослужителя. Поэтому после уроков с Деметриусом я был волен идти на все четыре стороны.

В долине мне никто никогда не встречался. Пастух жил там только летом, обитая в нищенской лачуге у леса. По тропинке, шедшей мимо пещеры Галапаса, бродили только овцы и олени. Она никуда не вела.

Галапас оказался хорошим учителем, а я — сообразительным учеником. Но, по правде говоря, мне и в голову не приходило считать наши встречи уроками. Мы оставили геометрию и языки Деметриусу, а религию — священникам моей матери. Поначалу Галапас выступал в роли рассказчика. В молодости он побывал чуть ли не на краю света, объездив Эфиопию, Грецию, Германию и обогнув Срединное море. Он научил меня необходимым в жизни вещам: как собирать и сушить травы, делать из них лекарства, готовить таинственные настойки и даже яды. Мы вместе занимались изучением птиц и зверей. Я узнал о расположении костей и органов тела. Галапас показал мне, как останавливать кровотечение, лечить переломы, вырезать злокачественную плоть и очищать раны, чтобы они быстрее заживали. Позже он посвятил меня в другие, более тонкие и сложные таинства природы. Я до сих пор помню, что самым первым заклинанием, которому он научил меня, было заговаривание бородавок. Это настолько легкое дело, что по силам даже женщине.

В один прекрасный день он вытащил из сундука свиток и развернул его.

— Ты знаешь, что это такое?

К тому времени я уже привык к схемам и рисункам, но такое я видел впервые. Надписи были сделаны на латыни, и я разобрал слова «Эфиопия», «Острова удачи» и вверху, в правом углу — «Британия». Повсюду тянулись кривые линии и нарисованные холмики, точно на поле, где хорошо поработали кроты.