Хрустальный грот - Страница 42


К оглавлению

42

Вслед за Амброзиусом и рабом я прошел мимо охраны. У двери застыли двое. Не выражающим ничего взглядом они проводили сначала Амброзиуса, затем меня.

Он показал на невысокий сводчатый проход, закрытый такими же коричневыми покрывалами. За ним находилась небольшая комната с кроватью. Наверное, там иногда ночевал дежурный.

Слуга распахнул занавес и показал на одеяла, сложенные на матраце. Там же лежали мягкие подушки, набитые овечьей шерстью. Оставив меня, он отправился к Амброзиусу.

Я снял выданную мне тунику и аккуратно сложил ее. Плотные одеяла, сотканные из свежей шерсти, пахли кедром. Амброзиус тихо говорил со слугой. Их голоса доносились эхом из дальнего угла глубокой и тихой пещеры. Какое блаженство снова оказаться сытым в обычной постели и в тепле. И в безопасности.

По-моему, он пожелал мне спокойной ночи. Но мною уже завладел сон. Последним запомнился раб, тушивший в тишине огни.

6

На следующее утро я проснулся поздно. Занавес раздвинули. Стоял серый зимний день. Постель Амброзиуса пустовала. За окном виднелся небольшой дворик и сад, окруженный колоннадой и с фонтаном в центре. Позже я рассмотрел, что струя полностью замерзла и превратилась в кусок льда.

Плитка пола согревала мои босые ноги. Я потянулся за белой туникой, оставленной вечером у кровати, но вместо нее обнаружил новую, темно-зеленую и моего размера. Рядом лежал хороший кожаный ремень и пара новых сандалий. Была даже новая накидка светло-зеленого, как бук, цвета и с медной застежкой. На застежке был выгравирован покрытый эмалью дракон на пурпурном фоне. Такого же дракона вечером я заметил у него на печатке.

Впервые я почувствовал себя принцем. Странно, что это произошло в тот момент, когда судьба, казалось, полностью отвернулась от тебя. Здесь, в Малой Британии, я не имел ничего: ни титула побочного сына, ни родственников, ни куска собственности. Я ни с кем, кроме Амброзиуса, не успел толком поговорить. Для него же я был слугой, иждивенцем, которым можно вертеть как угодно, сохранив своей милостью ему жизнь.

Кадал принес мне завтрак, состоявший из ржаного хлеба, медовых сот и сушеного инжира. Я спросил, где Амброзиус.

— На учениях, с людьми. Каждый день смотрит, как проходят учения.

— Что, ты думаешь, он хочет от меня?

— Все, что он передал тебе, так это быть здесь, пока не отдохнешь. Мне надо послать человека на корабль, чтобы он забрал твои вещи.

— Не так уж их и много. Пара туник, сандалии, завернутые в голубую накидку, и брошь-застежка, подаренная мне матерью, и разные мелочи.

Я коснулся складок дорогой туники.

— С этим не сравнить. Я надеюсь, Кадал, что смогу отплатить ему. Он не сказал, что от меня требуется?

— Ни слова. Уж не думаешь ли ты, что он станет поверять меня в свои тайные замыслы. Делай сейчас то, что он сказал. Устраивайся, как дома, не болтай лишнего и не попадай в неприятности. Не думаю, что тебе удастся часто его видеть.

— Я тоже так считаю, — ответил я. — Где буду жить?

— Здесь.

— В этой комнате?

— Вряд ли. Я имею в виду — в доме.

Я отодвинул блюдо в сторону.

— Кадал, а Утер живет в собственном доме?

В его глазах что-то мелькнуло. Кадал был коренастый плотный человек с квадратным красноватым лицом, с большой копной черных жестких волос. Мелкие черные, как оливки, глаза дали мне понять, что все во дворце знали, что произошло прошлой ночью между мной и принцем.

— Нет. Он живет здесь же. Бок о бок со всеми.

— А...

— Не беспокойся. Тебе не придется часто с ним видеться. Он через неделю-другую уезжает на север. Наверное, он уже совсем забыл о тебе.

Кадал улыбнулся и вышел.

Он оказался прав. В течение двух недель я совсем не видел его, потом Утер уехал с воинами на север. Поездка планировалась в качестве учебного похода, а также с целью сбора провианта. Особо я не жалел о разлуке с Утером. Мне почему-то казалось, что ему не по душе мое присутствие в доме его брата. Доброта же Амброзиуса ко мне немало раздражала его.

Я ожидал, что после той ночи мы совсем перестанем видеться с Графом. Однако он часто по вечерам присылал за мной. Во время встреч расспрашивал меня, слушал мои рассказы о доме. Устав, он просил сыграть ему на лире. Иногда мы играли партию-другую в шахматы. К моему удивлению, мы сражались на равных, и я не чувствовал, чтобы он мне поддавался. Здесь широко распространены кости, но он не рисковал противостоять несовершеннолетнему предсказателю. Шахматы имели большее отношение к математике, нежели к волшебству, и менее подчинялись законам черной магии.

Он сдержал свое обещание и растолковал мне значение виденного в ту ночь сна. Время шло, воспоминания затуманивались. Я уже начал считать, что увидел его под влиянием холода, голода и... старого рисунка на моем римском сундуке в Маридунуме, на котором были изображены стоящий на коленях бык, человек с ножом и усеянный звездами небесный свод. После рассказа Амброзиуса я понял смысл той картины. Я увидел бога, покровительствовавшего воинам, бога Слова, Света, Доброго Пастыря, посредника между единым богом и человеком. Мне привиделся Митра, пришедший тысячу лет назад из Азии. Амброзиус рассказал мне, что он родился в середине зимы в пещере, пока пастухи смотрели за сиявшей звездой. Он был создан из земли и света, отделившись от скалы. В левой руке держал факел, а в правой — нож. Он убил быка, чтобы, окропив почву, дать земле жизнь и плодородие. После последней трапезы из хлеба и вина его отозвали на небо. Он являлся богом-символом силы и доброты, храбрости и воздержания.

— Бог воинов, — повторил Амброзиус. — Поэтому мы установили здесь его культ. Подобно тому, как это делалось в римских армиях, мы нашли точку соприкосновения, общую для всех командиров, начальников и мелких королей всех мастей и убеждений. Я не могу рассказать тебе о богослужении, это запрещено, но представление ты уже имеешь. В ту ночь я со своими офицерами как раз собрался на проведение этой церемонии. Но твой рассказ о вине и хлебе, убийстве быка произвел сильное впечатление. Ты узнал об этой церемонии больше, чем нам вообще разрешено. Когда-нибудь узнаешь о ней подробно. А до тех пор будь осторожен, и если тебя спросят о видении, то помни, что это лишь сон. Понял?

42