Хрустальный грот - Страница 50

Его голос сделался вкрадчивым.

— Его убили за святотатство. Разве тебя не учили?.. — Он внезапно остановился и начал оглядываться, как охотничья собака. Его тон изменился: — Это лошадь Кадала.

— Ее привел я. Моя лошадь захромала, и он дал мне свою, а сам пошел домой. Может быть, он взял одну из ваших лошадей.

Я отвязал кобылу и вывел на залитую лунным светом дорогу. Белазиус положил кинжал обратно в ножны. Мы продолжили свой путь. Кобыла пошла следом, тычась носом мне в плечо. Нога почти перестала болеть.

— Значит, Кадала тоже ожидает смерть? — спросил я. — Это не просто святотатство, получается? Ваши обряды настолько секретны? Это простая тайна или противозаконность?

— Это и тайна, и противозаконность. Мы встречаемся, где можем. Сегодня ночью это был остров. На нем достаточно безопасно. Ни единая душа не осмелится приблизиться к нему в ночь равноденствия. Но если слухи дойдут до Будека, то могут быть неприятности. Убитый сегодня — человек короля. Он находился здесь восемь дней, пока разведчики Будека повсюду искали его. Но он должен был умереть.

— Теперь его найдут?

— Да, далеко отсюда, в лесу. Они подумают, что его задрал вепрь. — Снова косой взгляд. — Можно сказать, что он легко отделался. В прежние времена ему вырезали бы пупок, а кишки, как шерсть на веретено, намотали бы на ствол священного дерева.

— А Амброзиус знает?

— Амброзиус тоже является человеком короля.

Мы прошли несколько шагов в молчании.

— Ну, а что же со мной, Белазиус?

— Ничего.

— Разве это не святотатство, подглядывать за твоими тайнами?

— Тебе ничего не грозит, — сухо сказал он. — У Амброзиуса длинные руки. Почему ты так смотришь?

Я покачал головой. Даже для самого себя затруднялся выразить мысль.

— Ты не испугался? — спросил он.

— Нет.

— Клянусь богиней. По-моему, Амброзиус был прав, сказав, что ты смел.

— Если у меня и есть смелость, то не та, которой надо восхищаться. Как-то мне пришло в голову, что от остальных детей меня отличало то, что я не понимал их многих страхов. Но у меня имелись свои, которые я научился сдерживать, это стало предметом моей гордости. Но теперь-то я начинаю осознавать, что, даже если на пути меня будут ждать опасность и смерть, я твердо пойду им навстречу.

Он остановился. Мы почти дошли до рощи.

— Скажи мне, почему.

— Они мне не грозят. Я переживаю за других, но не за себя. Пока. Мне кажется, что люди боятся неизвестного. Они боятся боли и смерти, потому что последние могут поджидать за любым углом. Но иногда я чувствую, что сокрыто от моего взора, но тем не менее ожидает меня. А иногда ясно вижу боль и опасность прямо перед собой. Но смерть пока далеко. Поэтому не боюсь. Это не смелость.

— Да. Я знал, что ты обладаешь провидением, — медленно сказал он.

— Оно приходит ко мне лишь иногда, по воле бога, а не по моей воле, — увлекшись, я наговорил слишком много. А он не относился к людям, перед которыми можно раскрывать душу.

— Послушай, Белазиус, — быстро сказал я, чтобы сменить тему, — Ульфин не виноват. Он отказался что-либо говорить нам и остановил бы меня, если бы смог.

— Ты имеешь в виду, что если требуется понести наказание, то ты готов это сделать?

— Это будет честно с моей стороны, тем более, что могу себе это позволить. — Я посмеялся про себя над ним, чувствуя себя в полной безопасности за невидимым щитом.

— Что меня ждет? Ваша древняя религия, наверное, имеет в запасе несколько второстепенных наказаний. Суждено ли мне умереть во сне от колик или в следующий раз меня задерет вепрь, когда я окажусь в лесу без моей «черной собаки»?

Он улыбнулся в первый раз.

— Не стоит думать, что ты легко отделаешься. Найду применение тебе и твоему провидению, будь спокоен. Амброзиус не единственный человек на свете, который использует людей по их назначению. Ты сказал, что сегодня ночью тебя сюда что-то вело. Так вот — тебя вела Богиня, и к Богине ты должен будешь пойти. — Он опустил мне на плечо руку. — За сегодняшнюю ночь, Мерлин Эмрис, тебе придется платить только той монетой, которая устроит Богиню. Она будет преследовать тебя, как и всех остальных, кто попытался проникнуть в ее тайны. Но она не погубит тебя. О, нет, не Актеон, мой маленький способный ученик, а Эндимион. Она примет тебя в свои объятия. Короче, тебе предстоит учеба, пока я не возьму тебя с собой в святилище и не представлю.

«И не намотаешь мои кишки на каждом дереве в лесу», — хотел добавить я, но сдержался. Власть берут там, где она есть, — сказал он. Посмотрим. Я осторожно освободился от его руки и первым вошел в рощу.

Если до этого Ульфин перепугался, то сейчас он просто потерял дар речи от ужаса, увидев меня вместе с хозяином. Он понял, где я был.

— Хозяин... я думал, он поехал домой. Да, повелитель, так сказал Кадал.

— Подай мне накидку, — сказал Белазиус, — и убери это в седельную сумку.

Он бросил белое одеяние. Оно повисло, свободно болтаясь, на дереве, к которому был привязан Астер. Пони испугался и фыркнул.

Сначала я подумал, что его испугала сама белая тряпка, но затем разглядел на ней заметные даже в лесной темноте черные пятна. До меня донесся исходивший от его одежды запах дыма и свежей крови.

Ульфин машинально поднял накидку.

— Хозяин, — от страха мальчик прерывисто дышал, — Кадал взял вьючную лошадь. Мы думали, что хозяин Мерлин отправился в город, да и сам я был уверен, что он поехал туда. Я ничего ему не говорил, клянусь...

— На кобыле Кадала есть седельная сумка. Положи ее туда. — Белазиус натянул накидку. — Дай мне поводья.

Мальчишка повиновался, пытаясь не столько оправдаться, сколько узнать размеры недовольства хозяина.