Хрустальный грот - Страница 92

Даже со своего места я мог выделить Хенгиста и его брата — гигантов с длинными усами, свисающими до самой груди, и длинными волосами, развевающимися сзади. Они объезжали свое войско на маленьких, но крепких лошадках. Стоял крик, отчетливо слышимый в воздухе: молитвы богам, клятвы, призывы, команды. Они нарастали в неистовом крещендо, пока не раздался последний дикий вопль: «Убей, убей, убей!» Взметнулись топоры, блеснув в майском солнце, и вся свора ринулась на стройные ряды войска Амброзиуса.

Два воинства столкнулись с таким ударом, от которого в Кэрконане загалдели галки. Казалось, раскололся воздух. С моего места нельзя было увидеть, как разворачивалось сражение, а точнее, несколько разных сражений. Какое-то время было похоже, что саксы со своими топорами и крылатыми шлемами пробурили проход в британском войске. Рядом виднелась группа саксов, окруженная и поглощаемая морем британцев. Главный удар саксов пришелся по центру Амброзиуса, затем с востока по саксам ударила конница Утера, совершившая гибкий обходной маневр. Корнуолльцы под предводительством Горлуа сначала подались назад, но когда саксонские ряды заколебались, их войска мощными ударами пошли дробить саксов. После этого на поле установился хаос. Повсюду небольшими группами сражались люди. Схватки шли даже врукопашную. Шум, скрежет и крики доносились до моего утеса вместе с запахом пота и крови. Я сидел, запахнувшись в плащ, и наблюдал. Снизу под моей скалой раздавались голоса уэльсцев, переросшие в боевые крики, как только в нашем направлении устремился отряд саксов. В одно мгновение холм опустел, а звуки битвы приблизились к холму морским прибоем. Рядом в боярышнике мелькнула малиновка и начала петь. Ее беззаботное и радостное пение перекрывало шум сражения. И по сегодняшний день, когда бы я ни вспомнил битву при Кэрконане, мне каждый раз слышится пение малиновки, накладывающееся на карканье воронья. Вороны уже кружили вверху. Люди рассказывают, что они могут заслышать звон клинков за десять миль.

К закату все было кончено. Эльдоль, герцог Глостерский, стащил Хенгиста с коня под самыми стенами Кэрконана, где тот попытался спастись бегством. Остальные саксы бросили поле боя и бежали. Большинство из них настигли в горах и в теснине у подножия Кэрконана. С наступлением сумерек у ворот крепости зажгли факелы, и в нее на белом скакуне через мост въехал Амброзиус, оставив поле боя воронью, священникам и похоронным командам.

Я не сразу отправился к нему, дав время на похороны павших и очищение крепости. Кроме того, для меня наверняка найдется работа среди раненых, а с передачей послания от моей матери спешить не было необходимости. Пока я сидел на майском солнце между пением малиновки и шумом битвы, я почувствовал, что матери вновь стало плохо и ее уже нет на свете.

5

Я спустился между кустами утесника и колючками. Уэльсцы давно ушли. Издалека доносились отдельные крики и звуки битвы, небольшие группы занимались поиском и вылавливанием беглецов.

Внизу, на равнине, сражение завершилось. Раненых уносили в Кэрконан. Повсюду мелькали факелы, долину заполнило светом и дымом. Люди перекрикивались, неслись крики и стоны раненых, лошадиное ржанье, резкие команды, топот носильщиков. То там, то здесь в неосвещенных местах появлялись люди по одиночке или по двое, рыская между павших. Они нагибались и поспешно переходили от тела к телу. Иногда, где они останавливались, раздавался крик, неожиданный стон, блеск металла и звук удара. Мародеры делали свое дело среди мертвых и умирающих, опережая войсковых спасателей. Кружили вороны, едва не задевая крыльями факелы. Парочка птиц уселась неподалеку от меня на камне. С наступлением ночи появятся и крысы, набежав из сырых подвалов замка поживиться мертвечиной.

Работа по спасению раненых выполнялась быстро и действенно, как и все, что делалось в армии Князя. Когда все вернутся, ворота запрут. Я решил, что найду отца, выполнив основные задачи. Наверное, ему сказали, что я уже благополучно вернулся, и он догадается, что я помогаю докторам. У нас еще будет время поужинать и поговорить.

На поле носильщики по-прежнему разбирали своих и чужих. Мертвых саксов сваливали в кучу на середине поля. Я понял, что их сожгут по их погребальному обычаю. Рядом с растущей грудой тел стоял в карауле взвод воинов, охранявших нагромождение из сверкавшего оружия и украшений, снятых с мертвых. Погибших бриттов складывали рядами у стены для опознания. Небольшие группы людей во главе с командирами наклонялись над каждым из них. Пробираясь по взбитой многими ногами грязи, смешанной с пропахшей кровью маслянистой слизью, я прошел мимо тел нескольких оборванцев, судя по виду, бродяг или крестьян. Один из них, пришпиленный к земле, как насекомое, сломанным саксонским копьем, продолжал извиваться под оружием, оставшимся в его теле. Я поколебался, затем подошел и наклонился над ним. Лишенный способности говорить, он следил за мной глазами. Видно было, что он продолжает надеяться. Если бы его закололи более чисто, я бы вытащил лезвие и он умер бы от потери крови, но сейчас для него имелся более быстрый выход. Я достал свой кинжал, откинул плащ, отошел так, чтобы на меня не попала струя крови, и вонзил кинжал ему в шею. Вытерев кинжал о лохмотья мертвеца, я выпрямился и встретился с холодным взглядом человека, наблюдавшего за мной. В руках он держал наготове меч.

К счастью, я знал его. Он тоже узнал меня, рассмеялся и опустил меч.

— Ты везуч. Я чуть было не проткнул тебя со спины.

— А я и не подумал. — Я убрал кинжал обратно в ножны. — Досадно умереть, попытавшись обокрасть такого. Что у него, по-твоему, можно забрать?